Аксенов Василий - Мой Дедушка - Памятник
Василий Аксенов
Мой дедушка - памятник
Повесть об удивительных приключениях ленинградского пионера Геннадия
Стратофонтова, который хорошо учился в школе и не растерялся в трудных
обстоятельствах
ПРОЛОГ
Я познакомился с Геннадием несколько лет назад в Крыму, на берегу
Коктебельской бухты, что недалеко от Феодосии. В парке уже заиграла музыка,
уже зажглись фонари и всякого рода мошкара повела вокруг них свой
бессмысленный, но красивый танец, а скала Хамелеон на восточном берегу бухты
все еще была освещена закатным солнцем. В свою очередь молодой месяц уже
висел в зеленоватом небе над горой Сюрюккая. Гора эта на первый взгляд
кажется осколком Луны или какой-нибудь другой безжизненной планеты, но,
приглядевшись, можно заметить, что она напоминает и тот профиль, который
великий Пушкин часто рисовал на полях своих рукописей.
В тот год море съело коктебельские пляжи почти до самой бетонной стены,
и для отдыхающих были устроены над водой дощатые помосты. Вот по такому
помосту я и разгуливал почти в полном одиночестве, размышляя о морских
животных, о горных цветах и минералах, о почтовых марках, автомобилях и о
спортивных соревнованиях, потрясавших тогда все цивилизованное человечество.
Кроме меня, на помосте находился лишь один человек - рослый плечистый
мальчик с умным и привлекательным лицом. Опершись на перила, он задумчиво
смотрел в море, где по гребням бойких, беспорядочно прыгающих волн еще
скользили розоватые блики заката, где иногда мелькали острые плавники
дельфинов да кто-то мощно плавал стилем баттерфляй.
Пловец этот привлек мое внимание. Из воды ритмично вырывалась могучая
спина. Взмахнув огромными руками, пловец бросался грудью на очередную волну
и двигался вперед с удивительной скоростью.
- Не знаете, кто это там так здорово плавает? - спросил я мальчика.
- Это моя бабушка, - тихо ответил он.
- Бабушка?! - вскричал я. - Это удивительно.
- Ничего удивительного, - возразил мальчик. - До Великой
Отечественной войны она была чемпионом Осоавиахима в плавании на сто метров
баттерфляем. И по прыжкам с трамплина, - помолчав, добавил он.
Едва справившись с изумлением, я осторожно спросил:
- А во время войны?
- Во время войны ей пришлось, как и многим другим летчицам, служить в
бомбардировочной авиации...
Бабушка тем временем совсем исчезла в быстро темнеющем море. Я
покосился на мальчика. Он смотрел прямо перед собой за еще различимую черту
горизонта. Отблеск молодого месяца стоял в его глазах. На груди его я
заметил висящий на толстой цепочке якорек с припаянной к нему старинной
монетой, похожей на испанский дублон ХVI века.
- А вы почему не плаваете со своей бабушкой? - спросил я.
Он пожал плечами.
- Да так, не хочется...
- Может, не умеете?
Он быстро взглянул на меня и усмехнулся:
- Просто мне надоело плавать. За последний год мне это занятие немного
прискучило.
Что-то таинственное послышалось мне в его голосе, когда он произнес эту
довольно странную для мальчика фразу. Еще раз я посмотрел на него, и мне
показалось, что он сейчас находится не на коктебельском пляже, а где-то в
другом месте, где-то далеко, очень далеко, очень...
- А вы, я вижу, писатель, - проговорил он.
- Как вы догадались? - вновь поразился я.
- А вон у вас мозоль на указательном пальце правой руки. Такие мозоли
есть у всех писателей. Конечно, у тех, кто пишет.
Удивлению моему не было конца.
- Позвольте, но как вы увидели эту мозоль в такой темноте?
- У меня довольно острое зрение.
- Ну хорошо, а если бы я пи